Упираюсь в щеки на стекло балкона,
Изучаю небо, умеряю пыл.
С кухни пахнет луком и теплом бекона,
крайне аппетитный и надежный тыл

Не зовите, мама, я не двинусь с места,
Мне приятно слышать вашу суету.
Бархат разговора окунает в детство,
Где молчат сугробы на седом свету.

У дверей веранды я забуду время,
Окунусь по локти в изумрудный дом,
Там горят гирлянды и плывет варенье
По губам и пальцам прямиком на пол.

На овраге слышно рокот сивой шайбы,
Что снует по снегу к валенкам моим,
Я бежал по горке, а они ветшали,
Растворяя в годы формалин.

Я боюсь очнуться от таких соцветий,
Рыболовным буром вырезая лед,
Я готов потратить тысячу столетий
За билет на самый ветхий самолет,

Бедный кукурузник, что посадит в поле
Два моих ботинка на глубокий снег.
Я стою в замерзшем земляничном море
И мой рот до края наполняет смех.
Пробегу вразвалку кладбища березок,
После них до дома четверть часа в шаг.
Я уже давно как не боюсь мороза,
К черту эту шапку, к черту этот шарф!

Во дворе колодец остужает стужу,
Возле дома крепко выпивший москвич,
Из окна на кухне пар идет наружу,
Варится картошка и томится дичь.

Новый год так рядом, я уже у двери,
За порогом слышно гулкий дедов крик,
Анекдот несется от стола к пастели,
Лихо огибая переплеты книг.

Я уже расстегнут и готов растаять,
Онемевший палец давит на звонок,
Замирает время, завывает память,
Никого не слышно, на дверях замок.

Я спускаюсь ниже, выхожу на воздух,
В убитых окнах дома ветер бьет тоску,
В невысокой ноте потускневший отзвук
Отдаленным свистом режет по виску.

Упираюсь в щеки на стекло балкона,
Изучаю небо, умеряю пыл.
Впитываю мерно серый цвет бетона,
И почти не верю что когда то был.
В городе за лесом с вертикальным солнцем,
Где купались тени наших прежних лет,
Где вода поет мне в глубине колодца,
Я молчу и плачу, потому что нет.