Будто бы рубин в тоску ребром и в бровь меня
Нету ни рябин, ни скул, ни троп, и кровь моя

Капает на снег лет – нас нет – кровь-морошка
На прилесок лес-коп легко кинет «крошку»
От ягод ядовитых я бы выпил весь торф
На мне набито сто татуировок, я кто?
Где только не плавал снег-убийца
Чьи только не целовал уснувшие он лица!
Но думать об убийстве и хотеть убить – есть два
Вестника, в которых утопает голова
Меня поймали и закрыли, но убить забыли
В камере я выбил плоть сокамерника в дыню
Выпил сок под форточкой и сел ему на рёбра
Рёбра были сломаны, ведь я присел надолго
Я качал его ногами тело, будто кости – гири
Через неделю рысью рвал сугробы по степи;
Так тянут мои маски, но теперь я в новой роли:
Пальто и водолазки стали ужином для моли
Отныне я ищу предельно верящих в судьбу
Отныне я не трогаю всех тех, кто верит в случай, –
Как первые гирляндами вшитыми за губу
На дверь, – так вторые смотрят на первых чернее тучи
Я больной. Романтик, которому не домой
Увидимся в твоём окне на двенадцатый бой
Зови меня плохой волшебник, я не слежу за метлой, но
Твой дом в ночь на первое станет уже не твой дом
Будто бы рубин в тоску ребром и в бровь меня
Нету ни рябин, ни скул, ни троп, и кровь моя
Год на треть дели, две третьих из них – в тени
Последнюю треть трачу на то, чтобы вспеть мой ник
Я придумал Мэйти как безымянный родник
Я представитель интерната с обильным числом родных
Как рады меня пить вы, так рады меня курить
Вам надо меня купить, дабы отправиться в трип
Не надо меня купить, чтобы отправиться в трип
Я самый приятный грим, я самый бесплатный гриб
Гуманитарий метит в числа
Как кислота чарует чистого
Как кислота марает грязных
Так прилипают на язык честолюбивых дрязги
Зачем мне быть любовью для масс
Когда я так покорно пью вашу кровь и за вас
Скажи мне
Зачем зубами рвать верёвки жизни
Когда вы сами дарите ножи мне?